Если сюда добавить полное отсутствие забот о хлебе насущном и о завтрашнем дне — получается уже вполне приличная картина. Что приходится основательно вкалывать… Ну да, приходится: Кирсан тратит на легатское ремесло и тренировки точно больше десяти часов в день, а еще попутно изучает язык понемногу. В общем, более половины суток просто улетают. Часиков восемь на поспать — и получается, что на покушать, пойти в душ, отдохнуть, посидеть в клубе с колбочкой «стима» остается часа три-четыре. На еще какой-то досуг времени нет.
Малость угнетает еще тот факт, что если на Земле проведенное в качалке время потрачено на себя, то у балларанцев это не так. Земной парень ходит в тренажерку добровольно, чтобы выглядеть лучше других и пользоваться успехом у девушек. А Кирсан просто вынужден заниматься спортом, просто чтобы быть как все. А одно и то же занятие воспринимается очень по-разному, если один человек делает это добровольно, по желанию, а другой — по сути, по принуждению.
Вместе с тем, Кирсан вполне осознает, что на Земле миллионы людей трудятся тяжелее его, а живут хуже. Здесь он питается не всегда так чтоб очень вкусно — к местной еде привыкает медленно — но провиант качественный, никаких там соевых колбас и усилителей вкуса. Его комната невелика, но в ней есть все, включая климат-контроль, а больше — это уже была бы роскошь. Одежда и обувь исключительно удобны, чистка происходит в автоматическом шкафу: повесил чуть грязное, вынул чистое. Такие вещи, как нательное белье — строго одноразовые, хотя, теоретически, чистить в шкафу можно и их.
Собственно, Кирсан поначалу, еще на корабле, так и делал, и вскоре имел по этому поводу диалог с куратором.
— Есть деликатный вопрос, Скай, — сказал Эвада. — В раздаточном автомате в блоке, где ты живешь, постоянно есть остаток белья, и интендант обратился ко мне с подозрением, что там остается то, что должен был брать ты.
— В смысле?
— Ладно, спрошу прямо. Ты белье часто меняешь?
Кирсана это несколько задело, и он ответил несколько резковато:
— А ты по запаху или его отсутствию определить не можешь?
— Если б я мог определить по запаху — этот разговор происходил бы по иному сценарию. Кто-то в блоке реже меняет белье, чем следует.
— У меня три комплекта, и я меняю через день. Это нормально или слишком редко?
— Погоди, ты что, чистишь белье в чистилке?
— Э-э… Ну да, а что?
— Тогда все понятно. Мы не чистим одноразовые вещи, мы их утилизируем. Чтоб ты понимал, белье дешевле изготовить новое, чем чистить его в чистилке. Разумеется, это похвально, что ты бережно относишься к вещам, но в данном случае более экономно брать новое и выбрасывать старое.
В целом же Кирсан пришел к выводу, что при всей свалившейся на него нагрузке он разгружен в других аспектах. Он не беспокоится о том, что он будет кушать завтра и где возьмет новую одежду, когда износит свою, вопросы квартплаты у балларанцев тоже не актуальны.
А то, что работать приходится много — ну, это закономерно. Как совершенно справедливо заметил Эвада, процветание и достаток не даруются свыше и не выигрываются в лотерею. Громадная Империя Балларан в состоянии полностью обеспечить всех и каждого всем необходимым как раз потому, что каждый балларанец добросовестно и талантливо работает, трудясь на благо всей цивилизации и тем самым на свое собственное.
И тут Кирсан как раз чувствует себя довольно уверенно, как равный среди равных: только во время боевого крещения он сумел сберечь примерно тысячу тонн боевых машин, выделенных на его проверку и отвоевание планеты. Их стоимость, вероятно, огромна, ну а деньги сэкономленные есть деньги заработанные.
Осталось только заставить балларанцев это признавать.
Из некритичных проблем — по-прежнему одиночество. Что пришлось сойти с корабля, где у Кирсана была Косс — ну, не повезло, в жизни такое бывает. Что балларанцы не спешат заводить приятельские отношения с иммигрантом — тоже закономерно, Скаю еще только предстоит научить их уважать себя.
Его размеренную жизнь нарушила только беседа с психологом — женщиной в возрасте, но замечательно сохранившей внешние данные. Вся эта беседа напрягла Кирсана полной бессмысленностью и тупизной вопросов, на которые он не знал правильного ответа. Например, что он, Скай, будет делать, если, находясь в гостях, станет свидетелем ссоры и заподозрит, что дело может дойти до драки?
Кирсан подозревал, что наиболее правильный ответ может оказаться неправильным с точки зрения балларанцев и что эта беседа может иметь далеко идущие последствия.
— У меня встречный вопрос. Я-то знаю принцип, что всякая проблема, которую я вижу — моя проблема. Но мне кажется, что если два «типа высокоразвитых» балларанца вот-вот начнут драться, как обычное варварское быдло, то требовать решать эту проблему у иммигранта, мягко говоря, неэтично.
— Справедливое замечание, — отозвалась психолог и задала следующий вопрос, ничуть не менее бессмысленный.
После беседы Кирсан пребывал в мрачной уверенности, что запорол все дело и это ему еще аукнется, может быть, даже очень скоро. Своими мыслями он поделился с Эвадой, но тот его успокоил.
— Понимаешь, там все вопросы заведомо бессмысленные. Психолог задает вопросы, как ты будешь вести себя в ситуациях, которые у нас заведомо не случаются. Мы не деремся, понимаешь? У нас в языке практически отсутствуют оскорбления, а те, которые все-таки есть, известны только узким специалистам по истории языка и вышедшим из употребления словами. И тут, по правде, еще большой вопрос, кто сел в более глубокую лужу: все эти вопросы направлены на обнаружение эмоциональной нестабильности, но рассчитаны на балларанца, который понимает, что ему задают вопросы о практически невозможных, парадоксальных ситуациях. Но на землянах, которые с таким сталкивались в своем земном прошлом, этот опрос уже, мягко говоря, не работает, как должен. То есть, я предупреждал еще десять лет назад, что для землян нужны другие вопросы, но их пока еще не разработали. Я читал твои ответы… Они у тебя такие же, как у других иммигрантов, которых нашел лично я. Ты ничем не отличаешься, и это закономерно, потому что я отбираю кандидатов на основании определенных своих критериев, в которые не пролезает девятьсот девяносто девять землян из тысячи, логично, что те, которые прошли, во многом похожи друг на друга. То, как ты отвечаешь, важнее того, что ты отвечаешь, но и там не все ясно. Так что я не предвижу каких-то отклонений от накатанной процедуры.
— Хм… Слушай, а как сложилась судьба тех иммигрантов, которых ты вывез до меня?
— Они все живы, никого не вернули на Землю. С половиной были проблемы по мелочам, но ничего серьезного. Собственно, потому-то я один из самых авторитетных «охотников на иммигрантов», что у меня пока ни одного прокола. Какого-то выдающегося успеха никто из них пока не добился, но об этом можно будет судить лет через тридцать, а пока рано.
Через три дня Кирсан узнал, что в результатах обработки его беседы никаких «тревожных признаков» не обнаружено, и по итогу длительного «карантина» на корабле и базе среди военных он признан пригодным для того, чтобы впустить его в обычный мирный балларанский социум.
О монорельсах и катапультах
Несколько дней на борту попутного грузового корабля показались Скаю вечностью. Все дела, проблемы и невзгоды, большие и маленькие, важные и не очень, отошли на задний план: шутка ли, он впервые увидит настоящий мир внеземной цивилизации! Былые базы и корабли не в счет: не впечатляют. Ну, то есть, сам факт существования огромного звездолета — это, безусловно, круто, но… Не впечатляет. Когда находишься внутри балларанского звездолета — не особо заметна разница с земным океанским контейнеровозом. Просто потому, что эргономика для землян и балларанцев идентична, а военным кораблям чужд полет дизайнерской мысли: только нужное, ничего лишнего.
Все, что видел Кирсан до сих пор — либо военное, либо просто космическое, как та пересадочная станция под управлением космических хомячков. А космическое — это то же самое, что и военное: космос — среда крайне враждебная любому живому существу. И еще вопрос, что опаснее: слетать к другой звезде или сходить на войну. И танк, и исследовательский звездолет имеют между собой нечто общее: и первый, и второй построены с обеспечением предельно возможной надежности, и в жертву этой надежности принесено все, что можно и нужно.